Общеизвестно: Есенин создавал свой гениальный цикл «Персидские мотивы» «заочно» — в том числе, в Грузии и Азербайджане, где ему создали соответствующие «декорации».

Руководитель советского Закавказья С.М. Киров распорядился «создать ему иллюзию Персии». Мол, «чего не хватит — довообразит. Он же поэт, да какой!».

И всё же, в Иране многое из описанного Есениным оказалось для меня узнаваемым, более того, — осязаемым.

Сказалось наше общее. Во-первых, — преклонение перед классической персидской поэзией. Именно она послужила поэту основой. Во-вторых, пьянящая атмосфера Востока и тяга к дальним странствиям…

Набор применяемых Есениным ориентализмов невелик, знаком даже дилетантам: «караван», «чадра», «чайхана», «шальвары», «шафран»… Девять десятых имён тоже на слуху: Хайям, Шахерезада, Лала (Лейла). Из топонимов почти исключительно общеизвестные: Тегеран, Шираз, Хорасан.

Охота пуще неволи. «…Хочу проехать… в Шираз и, думаю, проеду обязательно. Там ведь родились все лучшие персидские лирики»- делился намерениями поэт.

Да, прекрасен этот город на юге Ирана, родина Саади и Хафиза. Поныне сохранивший черты и дух времени «всех лучших»!

Шираз, Иран

Среди самых интересных и красивых архитектурных памятников укажу мечеть Вакиль с её «невесомыми» куполами, ажурными арочными сводами, витыми колоннами…

Шираз Мечеть Вакиль, Иран

И, всё равно:

«Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий».

Существует, правда, версия: Есенин побывал в Персии, но несколько раньше – как участник секретного красноармейского рейда. Вторжение на территорию сопредельного государства маскировалось под действия местных повстанцев, провозглашение Гилянской Советской Республики (последнюю вскоре шахские войска разгромили).

Свидетельство тому мы находим в некрологе, написанном наркомом по военным делам Л. Троцким:

«Поездка… по Европе и за океан не выровняла его (Есенина – А.К.). Тегеран он воспринял несравненно глубже, чем Нью-Йорк. В Персии лирическая интимность на рязанских корнях нашла для себя больше сродного, чем в культурных центрах Европы и Америки» (Правда. 19.01.1926).

Доподлинно ли знал Лев Давидович о том или сам «купился» на есенинскую «иллюзию» — вопрос остаётся открытым.

«В Хороссане есть такие двери,
Где обсыпан розами порог.
Там живет задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не мог. (…)

Персия! Тебя ли покидаю?
Навсегда ль с тобою расстаюсь
Из любви к родимому мне краю?
Мне пора обратно ехать в Русь.

До свиданья, пери, до свиданья,
Пусть не смог я двери отпереть,
Ты дала красивое страданье,
Про тебя на родине мне петь».

Ограниченность литературоведческого подхода не позволяет доискаться до глубинных мотивов введения образа пери. Между тем, этот образ – не просто восточного колорита ради. Он отражает тогдашние настроения поэта, почти подошедшего к роковой черте, за которой смерть, его ощущение несвободы. Ведь в персидской мифологии, с которой Есенин, пусть поверхностно, но был знаком, пери (на фарси پری,) – добрые прекрасные утончённо-изысканные крылатые духи. Весёлые, озорные. До тех пор, пока они не покаются, не совершат нечто искупающее грехи (= епитимью), райские врата для них закрыты, хотя и ад не грозит.

пери рисунок

Отсюда – прямо по пословице «Рад бы в рай, да грехи не пускают». Пери преследуются злыми духами — дивами (بَيۋَ ); пойманных томят в темницах, железных клетках. По свидетельствам очевидцев, Есенин тогда был подавленным, потерянным, часто и подолгу плакал. Отсюда «не (с)мог», «страданье»…

А вспомним душевный «раздрай»:

«Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь».

А вот ещё историко-культорологическая «наводка»: стремление вырваться из тьмы – к свету. Ведь Хорасан (خراسان‎) означает — «откуда приходит солнце». Он всемирно знаменит коврами, шафраном, мавзолеями Хайяма и Фирдоуси. Кстати, его коренные жители — таджики.

Административный центр Хорасана – Мешхед. По местным меркам, город не так стар. Однако притягателен для паломников, туристов, исследователей… Ещё бы! Одна мечеть Гаухар Шад эпохи Тимуридов, покрытая искусной мозаикой чего стоит.

Иран, Мешхед мечеть Гаухар Шад

«Те самые» двери? Обсыпанные розами не видел, а вот обсаженные таковыми – часто. Обратите внимание: по древнему обычаю на них два молоточка – мужской и женский. С различающимся звучанием.

Старая дверь с двумя молоточками, Иран

Старая дверь с двумя молоточками, Иран


«Я спросил сегодня у менялы,
Что даёт за полтумана по рублю…»

…о том, как выразить нежные чувства к прекрасной персиянке Лале (= Лейле). В ответ: нужны не слова, а пламенный взор, поцелуи, руки, срывающие чадру»…

Кто-кто, а менялы в Иране мне встречались часто. Правда, назойливо-суетливые, прагматичные. Начиная со столичного аэропорта и заканчивая захолустьем.

В Исфахане вообще трагикомичный случай: некая иностранка попыталась совершить обратный обмен, чтобы перед отлётом на родину избавиться от немногих оставшихся туманов (= риалов). Хотела получить 10 евро. Менялы же возомнили: дама предлагает 10 тыщ евро! Окружили, роиться и подвывать от вожделения начали… Пришлось срочно ретироваться.


«Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» Прообразом ей послужила армянка.

Есенин Шаганэ

Армянская диаспора в Иране довольно многочисленна, имеет свои церкви, отели, культурно-просветительские организации. Пообщался. Жаль только, каждый раз задушевная беседа сворачивала на тему «купи – продам»…


«Никогда я не был на Босфоре…». Герой готов поделиться с любимой своими «фэнтэзи»; всплывают образы моря, в глазах — голубой огонь…

Я был. Спрашивайте, если интересно. Тоже «…сюда приехал не от скуки».

Мерхаба, Стамбул! Или, в Турцию не туристом


«Воздух прозрачный и синий»: мир прекрасен, герой влюблён и нежен, как «в песнях Саади».

Литературоведы отмечают, мол, стилистически это одно из сильнейших стихотворений цикла, его отличает совершенная, пластичная музыкальная ритмика, однако эмоциональный настрой уже не такой радостный, интонация витиеватая, отрешённая…


«Боже мой, какой я был дурак – запоздало спохватывается Есенин — Я только теперь очухался». Отсюда в стихотворении «Улеглась моя былая рана» кабак сменяет чайхана с «красным чаем вместо водки и вина». И — далее – о «синих цветах Тегерана», ширазских коврах, хорасанских шалях. Чадра (хиджаб), как символ приниженности, сравнение:

«Мы в России девушек весенних
На цепи не держим, как собак...»

О том же – стих «Свет вечерний шафранного края…»:

«Мне не нравится, что персияне
Держат женщин и дев под чадрой...».
Ведь «... прекрасные щеки
Перед миром грешно закрывать,
Коль дала их природа-мать».

указатель в иранском метро, черная чадраПостараюсь быть политкорректным. До антишахской революции многое иранки от чадры отказались. При имаме Хомейни снова надели.

Сейчас (и я тому очевидец) порядки смягчились. Лица открыты; шалями зачастую прикрываются чисто символически. Вообще, женщины стали куда как более свободными. Но об этом — в другой раз.

«Золото холодное луны…». Картины сказочного Востока, олицетворяемого Шахерезадой. Образы «голубой и ласковой страны». Ароматы «олеандра и левкоя». Противопоставление далёкого прошлого и современности. Жажда наслаждения скоротечно-тленной жизнью…

«Руки милой – пара лебедей…». Всепобеждавющая любовь. Снова Шаганэ.

«Только тегеранская луна
Не согреет песни теплотою».

Стихотворение «Отчего луна так светит тускло…» объясняет причину:

«Шаганэ твоя с другим ласкалась,
Шаганэ другого целовала...
Оттого луна так тускло светит,
Оттого печально побледнела».

«Голубая родина Фирд(о)уси». Поэт прощаясь с Персией и Шаганэ, надеется, что они не забудут «ласкового руса»:

«Запевая, обо мне подумай,
И тебе я в песне отзовусь…»

Созвучно! Мне грустно было расставаться с гостеприимной южной страной, где я повидал столько интересного, столько обрёл друзей. Надеюсь вернуться, а там, как карта ляжет…

Воспринимают ли Есенина иранцы? Очень немногие. Стихотворения из «Персидских мотивов» переведены на фарси (в библиотеке города Кашана я видел скромно изданный томик). Плюс «почти на фарси» — то есть – ближе некуда – на таджикский язык — Лоиком Шерали.

Омар Хайям… рисовал стихи