Увы, и тот, и другой из указанных в заголовке путей изучены явно недостаточно даже на фактологическом уровне. Отсюда «белые пятна» и, того хуже, мифологемы. Переходя от общих рассуждений к конкретике, исследователи зачастую бывают вынуждены ограничиваться предположениями.

Так, Т.С. Доржиева констатирует: точный маршрут Чайного пути по территории Бурятии «…установить достаточно трудно, поскольку он мог варьироваться в зависимости от времени года (зимой — по льду, летом — по суше), способа передвижения (на волах или верблюдах)»(1). И это с учётом того, что по подсчётам цитируемого автора речь идёт о расстоянии чуть более 400 км.

При обилии публикаций по теме, таковые, в массе своей, носят либо общий научно-популярный, либо, напротив, узкоспециальный характер. Монографических работ – по пальцам пересчитать. Среди наиболее интересных отмечу «Чайный путь. Китай и Россия встречаются через степь» Марты Эйвери («The Tea Road: China and Russia Meet Across the Steppe by Martha Avery, 2004). Книгу, оценив по достоинству, сразу перевели и издали в Китае.

Впрочем, и монография Эйвери, не лишена мифологем, штампов, неточностей.

Возникновение китайско-российской чаеторговли принято относить к концу XVII столетия, а складывание Великого чайного пути – к ещё более позднему времени, по маршруту, отправными пунктами которого являлись Ханькоу и Кяхта.

Согласно же предлагаемой мною гипотезе это произошло, во-первых, много ранее, во-вторых, на основе исторического наследия предшествующих торговых путей, включая «из варяг в греки», «ганзейского» (северо-европейского) и Великого шёлкового.

Указанная гипотеза опирается на давние, незаслуженно забытые исследования российских и советских учёных – историков, географов, этнографов, экономистов.

Так, доктор исторических наук, профессор Харьковского университета Б.Г. Курц относил начало торговых «сношений» империи Мин и Московской Руси к середине-второй половине XVI века. Таковые, хоть и были не непосредственными, а через посредников, однако — целенаправленными, относительно устойчивыми, имевшими тенденцию к росту (2).

Открытия, совершённые в последнее десятилетие археологами Сибирского отделения РАН, дают веские основания полагать: маршруты Великого шёлкового пути на поздних этапах существования такового пролегали и через Сибирь.

По утверждению сотрудника Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН П.И. Шульги, это подтверждают относящиеся к древности находки, сделанные на территории современных Алтая, Бурятии, Забайкалья, «вплоть до Новосибирска». Среди находок – китайские украшения, шёлковая одежда, бытовые предметы. Постоянные связи начались ещё с конца II века до нашей эры (3).

Налицо была разветвлённая сеть сходящихся и расходящихся дорог. В отдельные периоды времени те или иные её отрезки могли приходить в упадок, другие, напротив, процветать.

Среди общепризнанных же маршрутов  выделим огибающие Каспий с севера и пересекающие Алтай, Булгарию, низовья Дона и Волги, Причерноморье, Крым, Кавказ и Закавказье. Территории которых затем вошли в состав России.

Что касается источников. Сошлёмся, в частности, на свидетельство флорентийского купца Франческо Бальдуччи Пеголетти (XV век), первым упоминавшего о торговой дороге из Таны (Азова) в Пекин, которая проходила через Джинтархан  (Астрахань),  Сарайчик, Ургенч.

Без сомнения, караваны проходили через Бухару и Самарканд. С распадом Золотой орды между Русью и Китаем поддерживались эпизодические контакты через Среднюю Азию, где купцы обеих стран встречались друг с другом. В 1472 г. сведения о существовании «Чини», «Чина», «Мачина», «Китаа» (соответственно южной и северной части страны), о возможности добраться туда и торговать обнародовал пересекший несколько участков Великого шёлкового пути русский купец — Афанасий Никитин (4) .

Оживление интереса к Китаю произошло в XVI в. и было связано с поисками к нему альтернативного пути из Европы. Вот один из вполне достоверных, хотя и с заблуждениями относительно расстояний, источников.

Посол великого князя Московского и всея Руси Василия III к папе Римскому Дмитрий Герасимов утверждал: мол, по реке Двине можно добраться на  кораблях до «страны Китая», простирающейся «на отдалённом Востоке». Ему было известно и другое название – «Страна синов».

Следуя ему, Сигизмунд Герберштейн уверенно заявлял: через Западную Сибирь по реке Оби, которая берёт начало из некоего Китайского озера, реально достичь желанной цели. То есть Китай виделся гораздо более близким, чем на самом деле.

О том же — знаменитый картограф Герхард Меркатор: плавание в Катай (in Cathaium) по восточному пути — «очень короткое и лёгкое» — позволит «легчайшим образом перевозить любые товары из Катая, Мангии, Миэн и других окрестных государств в Англию». Требуется, однако, проявить упорство, преодолеть препятствия, чинимые «императором Московии».

Меркатор советовал создать на подступах к Китаю опорный пункт, по примеру португальцев (Макао). Говоря прямо – захватить и колонизовать некую территорию.

Идеи раз за разом пытались реализовать. Так, упомянем о миссии Ричарда Ченслера. Будучи обнаружен «московитами» на их территории, он решил скрыть свою истинную цель, понимая, что они отрицательно отнесутся к попыткам Англии напрямую контактировать с Китаем. Принятый в Москве (вместе с двумя сопровождавшими его купцами) царем Иваном IV, Ченслер от имени английского короля Эдуарда VI высказал пожелание об установлении англо-русской торговли. Последовало согласие.

Опытный английский дипломат Энтони Дженкинсон сосредоточили усилия на попытках проникновения по волжско-каспийскому маршруту до Бухары, откуда – в Китай. Получив на то разрешение русских властей, он в 1558 году прибыл в Бухару. Однако далее ехать побоялся. Могли ограбить и убить кочевавшие там монголо-ойратские племена.

В международных связях Русского государства с середины XVI в. вопрос о пути в Китай стал играть важную роль. Осознавая это,  Иван Грозный назначил за  нахождение такового большое вознаграждение. Той же причиной обусловлено стремление властей Руси извлечь максимум выгод, воспрепятствовать возможности бесконтрольно использовать этот путь другими государствами. В ход пускалось и засекречивание имеющейся информации и дезинформация.

Между Русью и империей Мин простиралась Сибирь, которую еще предстояло завоевать, освоить, включить в коммуникационную цепь. Что и начал осуществлять Ермак Тимофеевич. Скорее всего – по указанию Ивана Грозного (5).

Поиск шёл и на отдельных участках. Например, через Уральский хребет в Сибирь. Что и увенчалось успехом с открытием и устройством так называемого Бабиновского тракта (1597 год).

При этом следует учесть следующее. В установившемся русско-китайском торге, наряду с сибирскими мехами, значительную долю составляли европейские товары. В свою очередь, до первой половины XIX века немалая часть китайских товаров (прежде всего, чай) транзитом шла на Запад.

Говоря обо всём этом, следует учитывать не только контакты «вживую», но и опосредованное воздействие, своеобразный эффект ретрансляции. Хотя караваны могли и не проходить через ту или иную территорию, проживавшие там племена получали перевозившиеся ими товары в порядке челночной торговли, заодно воспринимали связанные с ними социокультурные веяния. Ареалы последних постоянно расширялись.

Происходило знакомство и с чаем. Причем, чем дальше, тем больше не только «товарно-дегустационное». Постепенно он становился желанным, а затем и необходимым напитком,  непременным элементом повседневной жизнедеятельности.

У Хань особо отмечает, что уже на рубеже XIV-XV веков население западного приграничья Китая «имело особое пристрастие к чаю», «производился обмен чая на лошадей» (6). Тогда же в  империи Мин создаётся специализированное ведомство по контролю за производством и торговлей чаем, начинает взиматься особая чайная пошлина.

Роль форпостов-ретрансляторов выполняли обслуживавшие путников караван-сараи, харчевни, базары, склады, торговые лавки. Кстати, именно от двух первых ведут начало возникшие и прочно утвердившиеся у восточного и южного люда чайханы.

Да, непосредственной «передачи эстафеты» не произошло. К  XV веку Великий шёлковый путь пришёл в упадок; возникла довольно длительная пауза. Однако, от него остались знания (в том числе, описания и картографический материал),  опыт и навыки  транспортировки грузов на дальние расстояния, традиции взаимодействия участников логистических цепочек,  формирующийся и ширящийся спрос на определённые товары, в том числе, чай.

С расширением границ Российской империи, наряду со всё более интенсивной эксплуатацией торгового пути через Кяхту и, далее, по Сибири, Уралу, Поволжью до Москвы, начались поиски альтернативных маршрутов. С сухопутными, в ряде случаев, результаты прямо по русской пословице о том, что новое – это хорошо забытое старое: происходил возврат к следам прежних – «дочайных» — маршрутов.

Одна из попыток  относится к 1712 году. «Торговый человек» Никита Панкратьев пообещал Петру I указать «до Китайского государства путь, которой гораздо способнее и ближе того, которым ныне ездят» (7).

Император, отнёсшийся к сообщению с повышенным вниманием, поручил Сенату «обследовать» Панкратьева, после чего, убедившись в основательности проекта, снарядить его в экспедицию.

Купец проявил обширнейшие знания целых семи некогда проторённых маршрутов: из Тобольска; из Тары; из Томска; из Красноярска; из Иркутска; «Из Селенгин, которою ныне караваны ходят»; «Из Нерчинского, которою прежде ходили караваны» (8).

Сенат постановил: экспедиции – быть (9).

Увы, первопроходца, побывавшего-таки в Цинской империи «у богдыханова высочества», ждали тяжёлые испытания, несправедливые обвинения, тюрьма, «битьё батожьём».

Причина крылась в кознях губернатора Сибири М.П. Гагарина, желавшего единолично, в своих корыстных интересах контролировать богатства региона и российско-китайскую торговлю.

Докладывая о своём фиаско, Панкратьев просил, «дабы мне о неисправлении новой дороги, что за непозволением о том губернаторским и за утеснением ево ко мне не быть мне, нижайшему рабу, от царского величества в гневе» (10).

К изысканиям вернулись лишь шесть лет спустя, когда к Цинскому императорскому двору отправилось посольство Л.В. Измайлова.  К 1721 году эта миссия закончилась весьма успешно. Измайлов был принят богдыханом с почестями, которых доселе не удостаивался ни один посол (11).

Среди всего прочего итогом измайловской миссии явилась подробная карта наиболее обустроенных караванных дорог между Россией и Китаем, а вскоре «лихоимство» Гагарина вскрылось, он был схвачен, судим и казнён.

В сложившейся с тех пор и десятилетия не подвергавшейся  существенным изменениям маршрутной сети имела место нестыковка, нуждающаяся в объяснении. Чай выращивался и подвергался обработке в южных районах Китая, а торговля велась с севера купцами-перекупщиками из провинции Шаньси. Именно они являлись основными поставщиками чая в Россию, а также Синьцзян, Внутреннюю и внешнюю Монголии.

Думается, в том числе, для того, чтобы избежать их удорожающего товар участия, захватить рынок Центральной и Средней Азии, российская сторона и стремилась к продолжению поисков.

Наиболее перспективным из альтернативных основному, оказался центрально-азиатский маршрут.  Причём, именно там чайная составляющая стала проявляться ранее, чем где-либо. Это отмечал ещё Ч.Ч. Валиханов, указывая даже важный (если не важнейший) торговый центр: «Кашгар принадлежит к числу окружных городов в китайской провинции Нань-Лу (южной линии) и пользуется, можно сказать, со времен Птолемея большою караванною известностью, особенно по своей обширной торговле чаем».

Чай попал в орбиту большой геополитики. «Кашгар для Азии имеет такое же значение, как Кяхта для нас, Шанхай и Кантон для других европейцев» — писал Валиханов (12).

По его оценке, с начала XIX века вся Средняя Азия и Афганистан потребляли чай, привозимый через Кашгар и Коканд из Китая. Отсюда тамошнее название подбелённого молоком чая – «синчой» (китайский чай), а также популярность китайской чайной посуды.

Когда китайские власти с целью пресечения — большей частью контрабандного — чаепотока закрыли границу, «кокандцы решились с оружием в руках открыть себе торговлю» (13).

В 1811 году с заданием собрать подробнейшие сведения о караванных путях, лежащих к западно-китайской границе был послан чиновник для особых поручений З.Я. Путимцев, сопровождаемый «бухарцем Роимбаком Решевым», а также несколькими татарами. Для маскировки он выдавал себя за караван-баши, соответствующим образом обрядился, «к чему совершенное знание восточных языков и туземных обыкновений доставило ему всю возможность».

Исследователь вёл подробные путевые записи, описал населённые пункты и торговлю в них. «Между прочим (Путинцев – А.К.) выхваляет обратный свой путь через китайский Бургасутейский караул и признает его самым лучшим для торговцев, отправляющихся с русской границы в Чугучак и Кульджу, хотя несколько и длиннее пройденного им прежде. Здесь, по его словам, не встречается ни гор, ни болот, ни мест безводных, и почва вообще твердая, так что можно беспрепятственно провозить на телегах всякие тяжести» (14).

Поисковую инициативу, как и раньше проявляли также российские купцы. Так, в 1844 году из Троицка была направлена снаряжённая на средства группы акционеров, татар-чаеторговцев, экспедиция. «…В то время, когда Англичане силою оружия на восточной границе Небесной Империи вносили произведения своих фабрик и мануфактур, Русские подданные мирно, спокойно тянулись незнакомым путем через безжизненные, безотрадные Киргиз-Кайсацкие степи, по направлению к западной оконечности Китая» (15). Данное предприятие увенчалось полным успехом. Вот как предводитель экспедиции (давая интервью журналисту, он предпочёл сохранить инкогнито) изложил это: «…Я просил…, чтобы они (торговые партнёры из Китая – А.К.) доставляли мне хороший фамильный чай, а я, с своей стороны, лучшей доброты мануфактурные произведения моего отечества.

До сих пор для Бухарцев и Ташкентцев доставляли низшие сорта; я же просил… следующие: джанг-джангудай, ванг-джангудай, фуаг-джангудай, пи-чунга, юн-лунча, чу и хунми.

С этого времени они доставляют мне хорошие чаи, и с каждым годом торговля наша усиливается; Китайские же купцы, имея ко мне доверие, стали давать их сроком на год, в кредит» (16).

Предельно засекреченной являлась экспедиция 1866 года, состоявшая из представителей военного ведомства в том же направлении и с той же целью и под аналогичным прикрытием (17).

С ещё большим размахом осуществлялась разведывательная деятельность в 1874-1875 годах. «…По соглашению министерств иностранных дел, финансов и военного и с Высочайшего Государя Императора соизволения» снарядили комплексную «учёно-торговую» экспедицию. Среди задач: «1) исследовать, в топографическом отношении, дорогу от Зайсанского поста, в Семипалатинской области, к юго-западным провинциям застенного Китая, и указать при каких способах и средствах она может быть применима для нашей торговли; 2) если торговля в этом направлении представляет задатки к дальнейшему развитию, то выяснить соображения, где удобнее учредить консульства и фактории, а где достаточно ограничиться торговыми агентствами…» (18). Само за себя говорит то обстоятельство, что возглавил экспедицию профессиональный разведчик – подполковник генштаба Ю.А. Сосновский. Переводчиком служил «китаец Сюй, живший 36 лет в Кяхте, где был представителем серьезной чайной фирмы Сю-хе-лун». Со стороны российских (в том числе, московских, кяхтинских, томских, нижегородских, пермских) чаеторговцев осуществлялось финансирование, предоставлялись образцы товаров.

Проделав значительный путь – вплоть до чаепроизводящих провинций Южного Китая, составив подробные описания и карты, экспедиция доказала, что Средне-Центрально-Азиатский «…путь короче всех других, ведущих из Европейской России во внутренний Китай; путь тележный на всем протяжении, за исключением двухсот пятидесяти верст вьючной дороги: никаких естественных преград и препятствий: дорога ровная, твердая, повсюду вода, подножный корм и топливо; путь идет по населенным местностям и только восемь переходов по Гоби, где нет оседлого населения, тогда как по всякому другому пути в Монголии нужно ехать месяцы до жилья; для передвижения по этому пути можно употребить различные способы: на муле, в телеге, и на верблюде, между тем как на прочих монгольских дорогах — исключительно только верблюд»(19).

Сосновским были намечены даже места, где предстояло разместить транзитно-перегрузочные пункты, склады, торговые фактории. Просчитана ёмкость местных рынков сбыта. Скалькулированы накладные расходы.

А вот стратегический вывод: «…Диагональ, ведущая из долины Иртыша в северо-западные провинции внутреннего Китая, совмещает все условия, чтобы стать важнейшей артерией взаимных сухопутно-торговых сношений России с Китаем. Охватывая местности, где наши фабрично-заводские изделия могут иметь вполне обеспеченный сбыт, не опасаясь иностранного соперничества, западное направление пути, как мы видели, дает следующие преимущества против кяхтинского: сокращение расстояния на 2,200 верст, удешевление стоимости провоза на 9 руб. 90 коп. с пуда и сокращение времени оборота капитала более чем наполовину…» (20).

Подчёркивается: «…Путь этот не новый — старый, даже очень старый. Издавна, еще в весьма отдаленную эпоху, он был известен…» (21). Пророчески указывается: «Кяхтинское направление… пережило… свою лучшую пору, и теперь предназначается, по-видимому, служить исключительно местным интересам Восточной Сибири» (22).

От тюков до цыбиков

Имелось, однако, труднопреодолимое препятствие: политическая нестабильность в регионе – «мусульманская инсурекция» (восстание – А.К.), охватившая огромную территорию «от Алтая до Гималаев». Вызываемые ею опасности сводили на нет или, по крайней мере, сильно снижали выгоды новых маршрутов (23).

Наряду с сухопутными, важную роль играли маршруты, проходившие по рекам и морям.

В начала ХIХ века по 1860-е годы Русско-Американская компания доставляла чай и другие товары из Кяхты вплоть до Аляски. Чаеторговля стала главным источником её доходов.

Позже по Янцзы груз стали джонками доставлять в Шанхай, оттуда – на крупнотоннажных судах через Тяньцзинь во Владивосток.

И, наконец, была освоена «кругосветка» Шанхай-Одесса.

С постройкой на рубеже ХIХ-ХХ веков Транссиба (включая его китайско-восточный участок — КВЖД), чай стал перевозиться в европейскую Россию через Владивосток по железной дороге; маршрут Ханькоу – Кяхта захирел.

Однако и новая маршрутная сеть оказалась проблематичной. В первую очередь с точки зрения рентабельности. Современник свидетельствовал: «Кроме чая, нечего возить по всемирному транзитному пути. Грузов ищут, грузы придумывают, но пока ничего не выходит». Сказывалась конкуренция всё тех же караванщиков: «Когда на какой-либо груз дорога назначит высокую ставку, то китайцы сейчас же устанавливают более дешевую гужевую доставку». Железнодорожники удерживали за собой контракты (главным образом на исчисляющий многими миллионами пудов чай) «…только при убыточном тарифе и громадных расходах на склады, на усиление подвижного состава и т. п.» (24). Но «чай — груз срочный, груз нежный». Он требовал задействования большого количества вагонов, складов, погрузочных терминалов. В результате участок дороги оказался перегруженным: «Чай залеживался..; даже некоторые пароходы, принадлежащие дороге, были обращены в склады чая. На станции Маньчжурия чаи одно время были сложены на открытом месте под брезентами» (25). Отсюда задержки, массовая порча, пересортица, хищения.

Опять сказалась большая политика. «Можно придавать значение китайско-восточной железной дороге и оправдывать затраты на нее, как на дело политическое, стратегическое, но никак не коммерческое предприятие» (26). Очень точная оценка!

Первая мировая война, две революции, Гражданская война и иностранная интервенция, связанные с ними разруха, разорение, блокада надолго вывели из строя железнодорожное и водное сообщение. Что отчасти компенсировалось возрождением караванно-гужевой доставки по традиционным (на кяхтинском направлении) маршрутам, через Западный Китай и Среднюю Азию.

К зиме 1920-1921 годов относятся путевые очерки журналиста и публициста Цюй Цюбо, который свидетельствовал: после разрыва деловых связей Китая с Россий «в торговле наступил застой», «на станциях, расположенных по пути из Харбина до станции Маньчжурия, скопилось много продовольствия…»(27).

А вот какую картину наблюдала пять лет спустя в Калгане советская переводчица Вера Вишнякова: «Снега выпало мало, но морозы стояли лютые. Верблюды, бесконечные караваны которых каждый день тянулись по калганскому тракту на Улан-Батор, успели обрасти новой шерстью. Огромные, двугорбые их фигуры, нагруженные тяжелой кладью, казались особенно большими рядом с закутанными в меха, темными силуэтами погонщиков, которые вели их на длинных ремнях»(28).

Ещё один, относящийся главным образом к политике фактор, повлиявший на направление Великого чайного пути – угроза со стороны Японии. Особенно, когда возникло марионеточное государство Маньчжоу-Го, СССР лишился КВЖД, а Китай подвергся широкомасштабной агрессии.

В результате чай станет одним из главных товаров, которым чанкайшистский Китай будет расплачиваться с СССР за оружие и боевую технику, а Синцзян – чуть ли не единственным «коридором».

К осени 1937 года совместными усилиями была построена шоссейная дорога от советской границы до Ланьчжоу. По ней шли колонны из сотен грузовых автомашин.

Небольшое количество чая по тому же маршруту доставлялось и самолётами созданной через два года советско-китайской авиакомпанией «Хами-Ата».

Новый этап в истории Великого чайного пути наступил с установлением в Китае народной власти.

Примечательно, что прибывшая в 1949 году в Москву делегация КНР, среди других подарков, вручила И.В.Сталину большую упаковку знаменитого янлоудунского чая. Встал вопрос о дальнейшем развитии связующих две страны коммуникаций. Советский лидер внёс предложение о сооружении железнодорожной линии во внешней Монголии из Кулуня до Еамана. Китайцы спросили: «Можно ли провести железнодорожную ветку от Шэньси через Синьцзян в Советский Союз?». Тот ответил: «Очень длинный путь. Не лучше ли будет прежде соорудить нефтепровод, что будет дешевле в четыре раза». Одновременно Сталин сказал: «Если у вас есть чай, тунговое масло, рис, вольфрамовая руда, разные растительные масла, нам это необходимо» (29).

Разработка маршрута через Синьцзян – теперь уже железнодорожного — продолжилась в 1950-е годы. СССР дотянул рельсы до пограничного пункта Достык («Дружба»). КНР – до города Урумчи. Из-за последующей конфронтации стыковка состоялась только 12 сентября 1990 года.  Тогда же министр иностранных дел СССР Э.А. Шеварднадзе озвучил идею возрождения Шелкового пути через Евразию. Что и произошло – вскоре после распада Советского Союза. В 2011 году открылась вторая ветка, соединяющая Китай и Казахстан (Жетыген — Хоргос). Благодаря чему грузы напрямую перемещаются между Ляньюньганом (на побережье Желтого моря) и Роттердамом.

Наконец, в 2013 году руководитель КНР Си Цзиньпин выдвинул идею Нового шелкового пути под лозунгом «Один пояс — один путь», где объединились южный (морской) и несколько сухопутных маршрутов в целях выстраивания обширной инфраструктурной сети от западных границ Китая через страны Центральной Азии и Иран в Европу.

Итак, торговые пути человечества обнаруживают между собой несомненную географическую и историческую связи, преемственность и развитие. Разветвлённый Великий чайный путь является важной составной частью таковых. Закладывавшие и развивавшие его люди, опирались на опыт предшественников и, в свою очередь, передали эстафету потомкам. И если экономико-хозяйственная значимость Великого чайного пути ушла в прошлое, то культурная только возрастает.

1. См.:Доржиева Т.С. Чайный путь на территории Бурятии: история и топонимия  https://cyberleninka.ru/article/n/chaynyy—put—na—territorii—buryatii—istoriya—i—toponimiya
2. См.: Курц Б.Г. Русско-китайские сношения в XVI, XVII и XVIII столетиях. – Харьков: 1929. С. 4-11 .
3. См.: Шульга П.И. К вопросу о миграциях и контактах населения Северного Синьцзяна (Китай) в VIII-III вв. до н. э. // Труды V Всероссийского археологического съезда. Т. 3. – Барнаул: 2017. С. 1179-1180; Шульга Д.П., Шульга П.И. Проникновение пазырыкской культуры в Синьцзян // Вестник Новосибирского Государственного Университета. Серия: История, Филология. 2017. Т. 16. № 4. C. 24-29.
4. См.: Хождение за три моря Афанасия Никитина. – Л.: 1986. С.17 (прим. 137, 138). «Чини» «да до Мачина» – средневековые названия Китая у мусульманских авторов. Некоторые из них понимали под этим всю страну, другие под Сином (Чином) – Северный, а под Мачином – Южный Китай. У Ибн-Батуты под Сином понимался только Южный (к югу от р. Хуанхэ), а Северный именовался Хатай. Этому соответствует и деление, принятое у Афанасия Никитина: «до Китаа». Китай (Хатай) – ещё одно распространённое название Северного Китая у мусульманских авторов и Марко Поло. В этом значении он и употреблен Никитиным, противопоставлявшим ему южную часть страны. Кстати, среди других товаров, путешественник упомянул шёлк. И, наконец, сошлёмся на авторитет выдающегося историка КНР У Ханя, который также констатирует восприятие китайцами своей страны в описываемый период, как состоявшей из существенно разнящихся Севера и Юга.
5. См.: Константинов А. Котел страстей. Атаман Аленин: разбойник или царев слуга? //Аргументы и Факты. 2014. № 27. С.9.Показательно, что враги выманили Ермака с малой дружиной из укреплённого городища вестью о том, что к нему, якобы, направляется большой караван бухарских купцов.
6. См.: У Хань. Жизнеописание Чжу Юаньчжана. – М.: 1980. С.129.
7. Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. Именные указы Петра I Сенату. Оп. 1. Кн. 5. Л. 28. Подлинник.
8. Там же. Ф. Сената. Оп. 7. Кн. 373. Лл. 31, 32 об. Подлинник.
9. Там же. Оп. 1. Кн. 10. Л. 109об. Подлинник.
10. Там же. Оп. 7. Кн. 373. Лл. 509-510. Подлинник.
11. Это, кроме документов РГАДА подтверждается мемуары подвизавшегося при Пекинском дворе иезуита Маттео Рипы. См.: https://cyberleninka.ru/article/n/posolstvo-posla-izmaylova-v-kitae-perevod-s-italyanskogo-fragmenta-memuarov-matteo-ripy
12. Валиханов Ч.Ч. На пути в Кашгар // Валиханов Ч.Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Т.3.- Алма-Ата: 1985. С.146.
13. Валиханов Ч.Ч. О состоянии Алтышара, или Шести восточных городов китайской провинции Нан-лу (Малой Бухарии) в 1858-1859 годах // Валиханов Ч.Ч. Избранные произведения. М.: 1987. С. 155.
14. Спасский Г. О торговых отношениях России с западным Китаем // Москвитянин. 1856. №6. С89. Автор отмечает также, что дневники Путимцева «напечатаны в Сибирском Вестнике 1810 года (ч. VII, стр. 29-122)».
15. Ястребов М. Об открытии нового торгового пути для сношений с Китаем // Москвитянин. 1850. №23. С.89.
16. Там же.
17. П.Р. Несколько дней в Кульдже // Военный сборник. 1866. №9. С.133-157.
18. Сосновский Ю.А. Русская учено-торговая экспедиция в Китай в 1874-1875 годах // Военный сборник. 1876. №9. С.179.
19. Там же. С. 194.
20. Там же 199.
21. Там же.
22. Там же. №11. С.199-200.
23. См. там же. №10. С.426.
24. Китайско-восточная железная дорога: Исторический очерк 1895-1903 г. // Вестник Европы. 1904. №12. С. 84.
25. Там же. С 85.
26. Там же. С. 87.
27. Цюй Цюбо. Публицистика разных лет – М.: 1979. С..
28. Вишнякова-Акимова В.В. Два года в восставшем Китае. 1925—1927. Воспоминания. – М.:1980. С. .
29. Ковалёв И.В. (личный представитель И.В. Сталина при Мао Цзэдуне) С миссией в Китае // http://library.maoism.ru/Kovalyov.htm

© Константинов А.А, 2019
Работа выполнена в рамках программы исследований Центра по изучению России Аньхойского университета (Китай)