Полосатый сундук с его зловещей тайной  — главный герой одноимённого рассказа Артура Конан-Дойля, признанного мастера детективного жанра.

— Ну, что вы об этом скажете, Эллердайс? — спросил я.
Мой второй помощник стоял рядом со  мной  на  корме,  широко  расставив короткие, толстые ноги, — море еще не успокоилось после шторма,  и  всякий раз, когда новая волна кренила корабль, обе наши спасательные шлюпки почти касались воды. Положив подзорную трубу на  ванты  бизань-мачты,  Эллердайс пытался рассмотреть какое-то неизвестное, истерзанное бурей  судно,  когда оно на короткое мгновение  замирало  на  гребне  вала,  прежде  чем  снова скользнуть вниз. Корабль сидел так глубоко в  воде,  что  я  лишь  изредка различал зеленоватую полоску борта.
Это был бриг. Его грот-мачта переломилась футах в десяти над палубой  и тащилась за кораблем вместе с парусами и реями, как перебитое крыло чайки.
Никто, как видно, и не пытался обрубить снасти, удерживающие этот обломок.
Фок-мачта была еще цела, но фор-марсель не закреплен,  а  передние  паруса ветер занес к самому носу корабля,  и  они  развевались,  словно  огромные белые стяги. Никогда еще мне не приходилось видеть судна в таком отчаянном положении.
Но это нас ничуть не удивляло. За последние три дня и мы на своем барке не раз теряли надежду вновь увидеть землю. Тридцать шесть  часов  боролись мы со штормом, и не  будь  «Мэри  Синклер»  одним  из  лучших  парусников, когда-либо построенных на верфях Клайда, нам едва ли удалось  бы  пережить эту бурю. Но все же мы уцелели, хотя и пожертвовали урагану лодку и  часть правого фальшборта. Вот почему мы не удивились,  увидев  после  бури,  что другим повезло меньше, чем нам.    Изуродованный  бриг  носился  по  голубому морю под безоблачным небом,  подобно  человеку,  ослепленному  молнией,  и напоминал нам о пережитых ужасах.
Медлительный и  методичный  шотландец  Эллердайс  долго  и  внимательно рассматривал  суденышко.  Наши   матросы,   сгрудившись   у   бортов   или вскарабкавшись на фок-ванты, тоже смотрели в его сторону. Вот  уже  десять дней,  оставив  где-то  далеко  на  севере  главные  торговые  пути  через Атлантический океан, мы плыли в полном одиночестве. Находясь, как  мы,  на широте  20ь  и  долготе  10ь,  человек,  естественно,  начинает  проявлять любопытство ко всяким неожиданным встречам.
— Мне кажется, команда покинула корабль, — заметил второй помощник.
У меня создавалось такое же впечатление — на палубе судна не было видно никаких признаков жизни, никто не отвечал нашим матросам, размахивавшим  в знак приветствия руками. Похоже было, что команда  бросила  судно,  считая его обреченным на гибель.
— Долго оно  не  продержится,  —  как  всегда,  неторопливо  проговорил Эллердайс. — Того и гляди, задерет норму  и  нырнет  в  воду.  Палубу  уже заливает.
— Какой на нем флаг? — спросил я.
— Не могу разобрать, он запутался в фалах… А, вот вижу… Бразильский флаг, только он перевернут.
Это означало, что команда, перед  тем  как  оставить  судно,  выбросила сигнал бедствия. Быть может, люди только что покинули корабль?  Я  взял  у помощника подзорную трубу и осмотрел  покрытую  пеной,  неспокойную  синюю поверхность Атлантического океана, расстилавшуюся вокруг нас.  Нет,  кроме нас, людей здесь не было.
— Возможно, на борту остались живые люди, — сказал я.
— Может быть, мы чем-нибудь  еще  и  поживимся,  —  пробормотал  второй помощник.
— Подойдем к нему с подветренной стороны и ляжем в дрейф.
Наш барк остановился ярдах в  ста  от  брига,  и  оба  судна  принялись приседать и кланяться друг другу, как танцующие клоуны.
— Спустить на воду спасательную шлюпку! —  приказал  я.  —  Возьмите  с собой четырех человек и осмотрите бриг, мистер Эллердайс.
Но тут как раз пробило семь склянок, и на палубе  появился  мой  первый помощник мистер Армстронг — через несколько минут  начиналась  его  вахта.
Мне захотелось самому побывать  на  брошенном  корабле  и  осмотреть  его. Предупредив Армстронга, я перебрался через  борт,  спустился  по  фалам  и уселся на корме шлюпки.
Нам  потребовалось   немало   времени,   чтобы   преодолеть   небольшое расстояние, разделявшее корабли. Море еще волновалось, и громадные валы то и дело скрывали от нас и наше судно и бриг.  Когда  мы  оказывались  между двумя валами, нас не достигали лучи солнца, но каждая  новая  волна  опять поднимала нас к теплу и солнечному свету. В те краткие мгновения, когда мы повисали на снежно-белом хребте между двумя мрачными пропастями,  я  видел длинную зеленоватую линию корпуса и  наклонившуюся  фок-мачту  брига.  Это позволяло мне направлять шлюпку с таким расчетом,  чтобы  обойти  судно  с кормы и выбрать наиболее удобное для подъема место.  На  корме  брига,  по которой ручьями стекала вода, мы прочли название: «Богоматерь победы».
— Зайдем с наветренного борта, сэр, — сказал второй помощник.
— Плотник, приготовьте багор!
В следующий миг мы прыгнули через борт,  который  едва  возвышался  над нашей лодкой, и оказались на палубе брошенного брига.
Прежде всего мы приняли меры предосторожности на тот  весьма  вероятный случай, если судно вдруг начнет быстро погружаться в воду.  С  этой  целью двое матросов удерживали шлюпку за фалинь, не  позволяли  ей  приближаться вплотную  к  борту  корабля.  Таким  образом,  мы  могли  в  любую  минуту воспользоваться лодкой  в  случае  опасности.  Затем  я  поручил  плотнику выяснить, много ли воды в трюме и  продолжает  ли  она  прибывать,  а  сам вместе с Эллердайсом и еще одним матросом стал быстро осматривать  бриг  и его груз.
Палуба была завалена разными обломками и клетками для  кур,  в  которых плавали мертвые птицы. На судне оставалась только одна лодка, да  и  то  с пробитым дном, и мы уже не сомневались, что команда покинула  бриг.  Мы  с Эллердайсом вошли в рубку. Письменный стол выглядел  так,  словно  капитан только что его оставил.  Там  валялись  книги  и  бумаги  на  испанском  и португальском  языках,  повсюду  виднелись  кучки  пепла  от  сигарет.   Я попытался отыскать судовой журнал, но не нашел.
— Возможно, что капитан его  и  не  вел,  —  заметил  Эллердайс.  —  На южноамериканских  торговых  судах  порядки  обычно  не  очень  строгие,  а капитаны не любят перегружать себя работой. Если здесь и  был  журнал,  то капитан, наверно, захватил его с собой.
— Мне хотелось бы взять все эти книги и бумаги, — сказал я. — Узнайте у плотника, сколько у нас остается времени.
Плотник дал обнадеживающий ответ. Правда, вода наполнила трюм  корабля, но  часть  груза  была  плавучей,  так  что  судну  не  грозило   затонуть немедленно. Скорее всего, оно вообще не затонет и обречено долго  носиться по волнам, как один из тех  страшных,  не  отмеченных  на  карте  плавучих рифов, которые послужили причиной гибели многих хороших кораблей.
— В таком случае вы можете смело спуститься в трюм, мистер Эллердайс, — сказал я. — Обследуйте бриг и постарайтесь определить, что можно спасти из груза. А я пока посмотрю эти бумаги.
Из расписок на принятый груз, разных  заметок  и  писем  я  узнал,  что бразильский бриг «Богоматерь победы» около месяца  назад  вышел  из  порта Байя и взял курс на Лондон. Капитаном брига был некий Таксейра, но никаких сведений о численности команды я не нашел. Бегло просмотрев  документы,  я убедился, что вряд ли мы  сможем  чем-либо  воспользоваться.  Корабль  был гружен  орехами,  имбирем  и  древесиной  ценных  тропических  пород.  Эти огромные бревна, конечно, и помешали злополучному бригу затонуть,  но  они были так велики, что нам не удалось бы  вытащить  их  из  трюма.  Имелась, кроме того, партия декоративных птичек для украшения дамских шляп, а также сто ящиков консервированных фруктов.
Перебирая  бумаги,  я  наткнулся  на  маленькую   записку,   написанную по-английски и сразу же привлекшую мое внимание.
«Древнеиспанские и индийские редкости, — говорилось в ней,  —  являются частью коллекции Сантарема и отправлены в адрес лондонской фирмы «Пронтфут и Нейман». Эти уникальные  вещи  представляют  собой  большую  ценность  и должны тщательно храниться, чтобы они не попортились в пути  или  не  были расхищены.  Особенно  это  относится  к  сундуку  с  драгоценностями  дона Рамиреса ди Лейра. Сундук нужно хранить в таком месте, где никто  не  смог бы к нему проникнуть».
Сундук  с  драгоценностями  дона  Рамиреса!  Уникальные  вещи!  Значит, кое-что ценное на бриге все же есть!
В дверях появился мой помощник, и я поднялся из-за стола,  не  выпуская из рук записку.
— На бриге, по-моему, что-то неладно, — заявил он.
Эллердайс при всех обстоятельствах сохранял суровую невозмутимость,  но сейчас он был чем-то явно взволнован.
— Что такое?
— Убийство, сэр. Мы нашли человека с размозженной головой.
— Несчастный случай во время бури?
— Возможно, сэр. Но я буду очень удивлен, если вы скажете то же  самое, когда взглянете на него.
— Где же он?
— Здесь, сэр, в каюте средней палубы.

Как выяснилось, жилых помещений под палубой не было. Капитанская  каюта находилась на корме: посредине палубы, около главного люка, имелась вторая каюта с пристроенным к ней камбузом, а  на  носу  —  кубрик  для  команды. Помощник повел меня в среднюю каюту. Войдя, мы увидели  направо  камбуз  с разбросанными по полу кастрюлями и тарелками, а налево — каюту поменьше, с двумя койками для офицеров. Позади офицерской каюты  находилось  помещение размером около двенадцати квадратных футов, заваленное флагами и запасными парусами.  Вдоль  стен  лежали  завернутые  в  грубую  парусину  и  крепко привязанные к переборкам тюки. В дальнем конце каюты стоял  большой  ящик, раскрашенный полосами в красный и белый цвет. Однако  красная  краска  так выцвела, а белая настолько загрязнилась, что окраску  сундука  можно  было рассмотреть только там, где на него падал свет. Позже,  измерив  ящик,  мы установили, что в длину он имел четыре фута и три дюйма, в  высоту  —  три фута и два дюйма, а в ширину — три фута. Следовательно, он был значительно больше обычного матросского сундучка.
Но в тот момент, когда я  вошел  в  кладовую,  не  сундук  привлек  мое внимание, а нечто другое. На полу, на разбросанных флагах, вытянувшись  во весь свой небольшой  рост,  лежал  смуглый  человек  с  короткой  курчавой бородкой. Ноги его были обращены к сундуку,  а  голова  в  противоположную сторону. На белой парусине, рядом с головой мертвеца,  виднелось  багровое пятно, а от загорелой шеи по полу  расползлись  струйки  крови.  Однако  в первый момент я не мог разглядеть никаких признаков насильственной смерти. Лицо его было безмятежно, как у спящего ребенка.
Я наклонился над ним, но тут же отпрянул с восклицанием  ужаса.  Только теперь я разглядел нанесенную ему рану. Он был убит сильным ударом  топора сзади. Топор раздробил затылок и проник глубоко в мозг. Так вот почему его лицо  охранило такую безмятежность: смерть  наступила  мгновенно,  и  ясно было, что он даже не видел своего убийцу.
— Как, по-вашему,  капитан  Баркли,  это  преднамеренное  убийство  или несчастный случай? — спросил меня помощник.
— Вы правы, мистер Эллердайс.  Ему  был  нанесен  удар  сзади  каким-то острым и тяжелым предметом. Но что это за человек и почему его убили?
— Это простой матрос, сэр, — ответил  помощник.  —  Посмотрите  на  его руки, и вы сразу убедитесь в этом.
Эллердайс наклонился и вывернул карманы убитого. В них оказалась колода карт, обрывок просмоленной бечевки и пачка бразильского табака.
— Эге, взгляните-ка сюда! — воскликнул вдруг Эллердайс, поднимая с пола длинный нож, лезвие которого выскакивало из рукоятки, как только  нажимали на тугую пружину. Мы не обнаружили на блестящей стали ни одного  пятнышка, и это заставило думать, что не нож был орудием преступления. Но  вместе  с тем он лежал от убитого как раз на расстоянии вытянутой руки, словно выпал из нее в тот момент, когда ему нанесли удар.
— Мне кажется, сэр, он знал, что ему грозит  опасность,  и  держал  нож наготове, — произнес помощник. — Однако  мы  уже  ничем  не  можем  помочь бедняге. Интересно, что  находится  в  тюках,  привязанных  к  переборкам? Похоже, что в  этой  старой  мешковине  завернуты  всякие  идолы,  древнее оружие, антикварные вещи.
— Совершенно правильно, —  ответил  я.  —  Это  единственная  ценность, которую мы можем взять из всего груза. Окликните  людей  на  барке,  пусть вышлют нам еще шлюпку, чтобы погрузить эти вещи.
Оставшись один, я вновь осмотрел странные предметы, владельцами которых мы стали. Все они были упакованы так тщательно, что я мог составить о  них только самое общее представление. Но полосатый сундук в  этот  момент  был хорошо освещен, и я смог подробно его обследовать. На массивной, окованной по углам крышке был выгравирован какой-то замысловатый  герб,  а  под  ним виднелась надпись на испанском языке. Мне удалось ее разобрать: «Сундук  с драгоценностями дона Рамиреса ди  Лейра,  рыцаря  ордена  святого  Иакова, генерал-губернатора и генерал-капитана Терра Фирма и провинции Верагуа». В одном углу стояла дата — «1606 год», а в другом был наклеен большой  белый ярлык  с  надписью  по-английски:  «Настоятельная  просьба  ни  при  каких обстоятельствах не открывать этот сундук». Пониже это предупреждение  было повторено по-испански. На  очень  сложном,  тяжелом  стальном  замке  была выгравирована какая-то надпись по-латыни, непонятная для  простого  моряка вроде меня.
Я уже закончил осмотр странного сундука, когда к бригу  подошла  другая шлюпка с  моим  первым  помощником  Армстронгом,  и  мы  погрузили  в  нее антикварные вещи — единственное, что стоило взять  с  брошенного  корабля. Отослав нагруженную шлюпку на барк, я вместе с  Эллердайсом,  плотником  и одним из матросов направился к полосатому  сундуку.  Мы  подтащили  его  к шлюпке и осторожно опустили на дно между двумя средними банками,  так  как ящик был очень тяжелый и мог бы опрокинуть лодку, если бы мы поместили его на нос или корму. Мертвеца мы оставили на прежнем месте.
По мнению Эллердайса, этот убитый матрос решил  чем-нибудь  поживиться, когда команда покидала судно, и капитан,  пытаясь  поддержать  дисциплину, ударил его топором или каким-то другим тяжелым предметом. Такое объяснение казалось правдоподобным и все же не вполне удовлетворяло  меня.  Но  океан хранит много тайн, и нам, очевидно, предстояло остаться в  неведении,  что же вызвало гибель матроса с бразильского  брига,  —  еще  один  загадочный случай, каких немало может порассказать каждый моряк.
С помощью тросов тяжелый сундук был поднят на палубу «Мэри Синклер»,  а затем четыре матроса втащили его в каюту, где для него нашлось место между столом и шкафом у задней переборки. Там он и стоял, пока мы  ужинали.  Мои помощники остались после ужина у меня в каюте,  и  за  стаканом  грога  мы стали обсуждать события дня.
Длинный и худой, напоминавший чем-то коршуна, Армстронг  зарекомендовал себя прекрасным моряком, но славился своей  скупостью  и  алчностью.  Наша находка взбудоражила его. Сверкая глазами,  он  уже  подсчитывал,  сколько придется на долю каждого из нас, когда мы продадим вещи с покинутого брига и поделим выручку.
— Если это действительно уникальные вещи, как говорится в  записке,  то мы  можем  получить  за  них  любую  сумму,  сколько  ни  запросим.  Вы  и представить себе не можете, какие бешеные  деньги  платят  иногда  богатые коллекционеры. Тысяча фунтов для них сущий пустяк. Не ошибусь, если скажу: этот рейс мы сделали недаром!
— Не думаю, — ответил я. — По-моему,  эти  антикварные  вещи  ничем  не отличаются от тех, которые часто привозят из Южной Америки.
— Ну, знаете, сэр, я сделал  уже  четырнадцать  рейсов  и  не  встречал ничего похожего на этот сундук. Да он и пустой-то стоит кучу денег, а ведь в нем, если судить по весу, лежит что-то ценное. Не  заглянуть  ли  нам  в него?
— Но ты же испортишь сундук, если сломаешь  замок,  —  возразил  второй помощник.
Армстронг присел перед ящиком на корточки и стал  рассматривать  замок, наклонив голову набок и чуть ли не касаясь  замка  своим  длинным,  тонким носом.
— Сундук сделан из дубовых досок, — заявил  он,  —  и  кое-где  немного рассохся. Будь у меня под руками долото или нож с крепким лезвием,  я  мог бы открыть замок, ничуть не повредив корпус.    При упоминании о ноже с крепким лезвием мне невольно вспомнился мертвый матрос на бриге.
— Может, и он пытался  открыть  ящик,  но  кто-нибудь  помешал  ему?  — произнес я.
— Не знаю, сэр, но я уверен, что смогу открыть сундук. Вот тут в  шкафу есть отвертка. Подержи-ка лампу, Эллердайс, я мигом все сделаю.
— Постойте! — воскликнул я, заметив, что Армстронг, в  глазах  которого горели любопытство и жадность, уже наклонился над крышкой. —  Не  понимаю, зачем нам спешить? Вы же прочли  на  ярлыке  предупреждение  не  открывать сундук. Возможно, оно не имеет никакого смысла,  но  я  почему-то  склонен верить ему. В конце концов все, что  есть  в  сундуке,  никуда  оттуда  не денется, и если даже в нем спрятаны драгоценности, они не  потеряют  своей стоимости, где бы мы ни открыли сундук — в конторе владельцев брига или  в каюте «Мэри Синклер».
Армстронг был явно обескуражен моими словами.
— Уж не суеверны ли вы, сэр? — пробормотал он, и на  его  тонких  губах мелькнула презрительная усмешка. — Если сундук уйдет из наших рук и мы  не узнаем, что в нем находится, нас могут обмануть. Кроме того…
— Довольно, мистер Армстронг! — резко оборвал его я. — Вы получите свою долю, можете не беспокоиться, но я не позволю открывать сундук сегодня.
— Обратите внимание, надпись на ярлыке  сделана  по-английски.  Значит, его уже осматривали европейцы, — добавил Эллердайс. — Да кроме того,  если сундук предназначен для хранения ценностей, это вовсе не значит, что они и сейчас находятся в нем. Можно не сомневаться, что немало людей заглянуло в ящик с тех пор, как минули времена старого губернатора Терра Фирма!
Армстронг пожал плечами и бросил отвертку на стол.
— Ну, как хотите, — буркнул он.
Однако я заметил, что, хотя  мы  потом  говорили  о  самых  посторонних предметах, взгляд  Армстронга  все  с  тем  же  выражением  любопытства  и алчности то и дело возвращался к полосатому сундуку.
Тут я перехожу  к  описанию  дальнейших  событий,  при  воспоминании  о которых даже и сейчас невольно содрогаюсь от ужаса.
Каюты наших офицеров были  расположены  вокруг  кают-компании,  а  моя, самая дальняя, находилась в конце небольшого коридора,  у  сходного  люка. Обычно я не стоял  на  вахте,  за  исключением  особо  важных  случаев,  и дежурства были распределены между моими тремя помощниками.  Армстронг  нес полуночную вахту, которая оканчивалась  в  четыре  часа  утра,  когда  его сменял Эллердайс.
Должен сказать, что я сплю, как правило, очень крепко, и  нужно  сильно встряхнуть меня, чтобы разбудить. И все же  в  ту  ночь  или,  вернее,  на рассвете я внезапно проснулся сам и  сел  на  койке.  Хронометр  показывал половину пятого. Мои  нервы  были  натянуты,  как  струны.  Меня  разбудил какой-то звук, падение тяжелого предмета и нечеловеческий вопль,  все  еще звеневший у меня в ушах. Я сидел и прислушивался, но  теперь  вокруг  было тихо. И тем не менее этот страшный вопль не был игрой  моего  воображения, он прозвучал, видимо, где-то совсем близко, и мне казалось, что я все  еще его слышу. Я спрыгнул с койки, кое-как оделся и поспешил в кают-компанию.
Вначале я не заметил ничего необычного. В холодном полумраке я различал накрытый красной скатертью стол, шесть стульев с  вращающимися  сиденьями, буфет из орехового дерева, барометр,  а  в  дальнем  конце  каюты  большой полосатый сундук. Я уже повернулся,  намереваясь  подняться  на  палубу  и расспросить  второго  помощника,  как  вдруг  заметил  какой-то   предмет, торчавший из-под стола. Это  была  человеческая  нога,  обутая  в  высокий морской сапог. Я нагнулся и увидел, что на полу, лицом вниз, скорчившись и выбросив вперед руки, лежит человек. С первого же взгляда я  узнал  своего первого помощника Армстронга. Он был мертв. Несколько мгновений я простоял молча, задыхаясь от волнения, затем бросился на палубу, позвал  Эллердайса и вместе с ним вернулся в каюту.
Мы  вытащили  злополучного  Армстронга  из-под  стола  и,  увидев   его окровавленную голову, смертельно бледные посмотрели друг на друга.
— Убит так же, как и матрос бразильского брига, — проговорил наконец я.
— Точно так же.  Спаси  нас  господи!  И  все  этот  проклятый  сундук. Взгляните-ка на руку Армстронга!
Эллердайс приподнял правую руку убитого, и я увидел, что в ней все  еще зажата та  самая  отвертка,  которой  он  хотел  воспользоваться  накануне вечером.
— Армстронг знал, что я на палубе, а  вы  спите,  и  попытался  открыть сундук. Он встал перед ним на колени  и  открыл  замок  при  помощи  этого инструмента. Потом что-то случилось с ним, и вы услышали его крик.
— Но что могло с ним случиться, Эллердайс? — прошептал я.
Второй помощник положил мне руку на плечо и увлек меня к себе в каюту.
— Здесь можно говорить  свободнее,  сэр,  а  там,  кто  его  знает,  не подслушивает ли нас кто-нибудь. Капитан Баркли, что, по-вашему,  находится в этом сундуке?
— Даю вам слово, Эллердайс, не имею ни малейшего представления.
— Ну, а я могу  высказать  только  одно  предположение:  в  его  пользу говорят все известные нам факты. Обратите  внимание  на  размеры  сундука. Взгляните на все эти  металлические  и  деревянные  украшения.  Они  могут прикрывать сколько угодно отверстий. А вес сундука? Четыре  человека  едва могли его поднять. И, наконец, не  забудьте,  что  два  человека  пытались открыть его и оба погибли. Разве вам не ясно, в чем тут дело, сэр?
— Вы хотите сказать, что в сундуке сидит человек?
— Конечно! Вы же знаете эти южноамериканские государства, сэр.  Сегодня человек — президент, а завтра его травят, как  бешеную  собаку.  Люди  там только и делают, что спасают свою жизнь.  По-моему,  в  сундуке  спрятался какой-то отчаянный вооруженный тип, и он не дастся живым нам в руки.
— Ну, а как же с едой и питьем?
— Ящик вместительный, в него и провизии войдет  немало.  К  тому  же  у этого типа среди команды брига, наверное, имелся  единомышленник,  который доставлял ему воду.
—  Значит,  по-вашему,  ярлык  с  просьбой  не   открывать   сундук   — просто-напросто уловка?
— Вот именно, сэр. А вы  можете  как-нибудь  иначе  объяснить  все  эти факты?
Я должен был признаться, что не могу.
— Что же нам теперь делать?
— Человек в сундуке — отчаянный головорез, он не остановится  ни  перед чем. Пожалуй,  лучше  всего  привязать  сундук  к  канату  и  с  полчасика протащить его на буксире. Уж тогда-то его можно будет открыть без  всякого риска! Неплохо бы  также  обмотать  сундук  веревками  и  подержать  этого человека без воды.  Или,  пожалуй,  пусть  плотник  зашпаклюет  лаком  все отверстия, чтобы туда не попадал воздух.
— Будет вам, Эллердайс! — сердито воскликнул я. — Не хватало еще, чтобы один человек держал  в  страхе  целую  команду  корабля!  Если  в  сундуке кто-нибудь сидит, я берусь вытащить его оттуда!
Я пошел к себе в каюту и вернулся с револьвером в руке.
— Ну, Эллердайс, — приказал я, — открывайте  замок,  а  я  буду  стоять наготове.
— Ради бога, сэр, подумайте, что вы делаете! — воскликнул  помощник.  — Два человека убиты, и кровь одного из них еще не высохла на ковре!
— Тем более мы должны отомстить за него.
— Хорошо, сэр, но позвольте хотя  бы  позвать  плотника.  Трое  все  же лучше, чем двое, а он сильный и мужественный парень.
Эллердайс пошел за плотником, а я остался в каюте наедине  с  полосатым сундуком. Я не могу пожаловаться на свои нервы, но все же предпочел  стать так,  чтобы  между  мною  и   этой   внушительной   реликвией   испанского средневековья оказался стол. Наступало утро,  мало-помалу  светлело  и  на сундуке все заметнее выделялись красные  и  белые  полосы  и  замысловатые витки деревянных и металлических украшений, свидетельствовавшие о  том,  с какой любовью потрудился над ним искусный мастер.
Вскоре пришли Эллердайс и плотник с молотком в руках.
Плотник взглянул на тело Армстронга и покачал головой.
— Плохое это дело, сэр, — сказал он. — И  вы  думаете,  что  в  сундуке кто-то прячется?
— В этом нет никаких сомнений, — отозвался Эллердайс, поднимая отвертку с видом человека, готового встретить любую неожиданность.
— Вы оба встанете рядом, а я  открою  замок.  Если  человек  попытается выскочить, бей его, плотник, изо всех сил по голове! А вы, сэр, немедленно стреляйте, если он поднимет руку. Начинаю!
Эллердайс опустился на колени перед полосатым сундуком  и  вставил  под крышку конец отвертки. Замок щелкнул и открылся.
— Будьте начеку! — крикнул  помощник  и  с  усилием  откинул  массивную крышку ящика. В тот же миг мы все трое отскочили назад — я с револьвером в вытянутой руке, а плотник с занесенным для удара молотком. Прошла секунда, другая и — ничего не случилось. Мы подошли к сундуку и заглянули  в  него. Сундук был пуст.
Впрочем, не совсем: в углу лежал старинный  изящный  подсвечник,  такой же,  видимо,  старый,  как  и  сам  сундук.  Желтоватый  цвет  металла   и оригинальная форма говорили о высокой ценности этой вещи. Ничего  другого, более весомого  и  ценного,  чем  пыль,  в  старом  полосатом  сундуке  не оказалось.
— Вот так штука, черт побери! — воскликнул Эллердайс. — Почему же тогда он такой тяжелый?
— Посмотрите, какие у него толстые стенки  и  крышка.  Не  меньше  пяти дюймов толщины! А взгляните на эту большую  пружину,  укрепленную  поперек крышки.
— Она сделана для того, чтобы удерживать  сундук  открытым,  —  пояснил помощник. — А что это за надпись по-немецки вот тут, с внутренней стороны?
— Здесь написано, что сундук сделан Иоганном Ротштейном из Аугсбурга  в тысяча шестьсот шестом году.
— Да, работа неплохая! Но как же тогда все объяснить,  капитан  Баркли? Похоже, что этот подсвечник сделан из  золота.  В  конце  концов  мы  хоть что-нибудь получим за наши хлопоты.
Он наклонился над сундуком,  намереваясь  взять  подсвечник,  и  с  той минуты я больше никогда не сомневался в существовании интуиции, так как  в то же мгновение схватил Эллердайса за воротник и оттащил назад.  Возможно, мне вспомнилась в ту секунду какая-то  средневековая  легенда,  или,  быть может, я внезапно увидел на верхней части замка что-то красное, совсем  не похожее на ржавчину, но мы с Эллердайсом  убеждены,  что  именно  интуиция подсказала мне, как действовать!
— Здесь кроется какая-то чертовщина! — воскликнул я. —  Подайте-ка  мне вон ту трость, что в углу.
Это была самая обыкновенная трость с изогнутой ручкой.  Я  подцепил  ею подсвечник и  потянул  на  себя.  Из  кромки  крышки,  сверкая,  выскочили полированные стальные клыки, и огромный полосатый сундук ощерился на  нас, подобно дикому зверю. Массивная крышка упала  с  таким  грохотом,  что  на подвешенной  к  стене  полке  запрыгали  и  зазвенели  стаканы.  Эллердайс задрожал, как испуганная лошадь и, обессилев, присел на край стола.
— Вы спасли мне жизнь, капитан Баркли, — проговорил он после паузы.
Так мы узнали тайну полосатого сундука,  принадлежавшего  старому  дону Рамиресу ди Лейра; так хранил испанец сокровища, награбленные им  в  Терра Фирма и в провинции Верагуа. Каким бы хитрым ни оказался вор,  он  не  мог отличить золотой подсвечник от других ценных вещей. В тот момент, когда он прикасался к подсвечнику, приходила в действие ужасная пружина и  стальные клинья врубались ему в мозг. Сила удара была так велика,  что  отбрасывала тело жертвы назад, и сундук автоматически закрывался.  «Сколько  же  людей пало жертвой хитроумного механика из Аугсбурга?»  —  мелькнуло  у  меня  в голове. И, раздумывая над историей страшного полосатого сундука, я  быстро принял решение.
— Плотник, вызовите сюда трех матросов и отнесите сундук на палубу.
— Вы хотите выбросить его за борт, сэр?
— Да, мистер Эллердайс. Я отнюдь не суеверен, но есть  на  свете  вещи, которые не может стерпеть ни один моряк.
— Теперь понятно, капитан, почему бразильский  бриг  так  пострадал  от бури. Вот и сейчас барометр быстро падает, сэр, так что мы как раз вовремя разделаемся с сундуком.
Мы не стали ждать, пока придут матросы, и сами — Эллердайс, плотник и я — вытащили сундук на палубу и  столкнули  за  борт.  Фонтаном  взметнулись брызги, и ящик пошел ко дну. Там, на глубине, лежит он и  сейчас,  и  если правда, что моря со временем  высыхают,  то  я  заранее  оплакиваю  судьбу человека, который найдет странный полосатый сундук и попытается проникнуть в его тайну.