Моё интервью для портала 59.ru, 11 июля 2017:
«В увлечении героя сегодняшнего материала сложно выделить одно направление. В его домашнем музее есть все – от старинных английских роговых свистков и ручек Parker до сундуков русских купцов и буфетов в стиле сталинского ампира. Но именно поэтому к Аркадию Константинову часто обращаются российские и зарубежные музеи, театры, киностудии для того, чтобы использовать в работе подлинные экспонаты.
Аркадия Александровича можно назвать не иначе как собирателем истории. А его небольшую квартиру в одной из пермских многоэтажек – машиной времени.
– Проходите и присаживайтесь, – Аркадий Александрович провожает нас в комнату и указывает на два старинных, обшитых бархатом кресла. Они могли бы прекрасно дополнить экспозицию какого-нибудь музея и демонстрироваться с табличкой «Руками не трогать» на выставках. Но для пермского собирателя это, в первую очередь, просто кресла. И на них нужно просто сидеть.
Между креслами стоит венский столик конца XIX века. Это для Аркадия Александровича тоже просто столик, а не экспонат. За ним он пьет чай холодными (как сейчас) летними вечерами или пишет заметки.
– Изготовлен столик австрийской фирмой «Братья Тонет». Ее основатели изобрели способ изготовления мебели из гнутого ореха. Живую ореховую ветвь изгибали в соответствующий вензель, и она росла, предназначенная стать деталью стула, стола, кушетки… Высший пилотаж мебельного мастерства, – говорит Константинов.
Аркадий Александрович живет в двухкомнатной квартире многоэтажного дома в Мотовилихе. Две комнаты, балкон с панорамными окнами, кухня, коридоры до отказа забиты экспонатами его многочисленных коллекций. Сейчас Константинов готовится передать часть из них в Санкт-Петербургский музей – для выставки об эвакуации 1941–1942 годов. Война – одна из наиболее основательно исследуемых им тем.
– Мое детство прошло на линии Маннергейма (комплекс оборонительных сооружений между Финским заливом и Ладогой 132-135 км длиной, созданный в 1920–1930 годы на финской части Карельского перешейка для сдерживания возможного наступательного удара со стороны СССР. – Прим. ред.). В начале 60-х там еще ДОТы стояли (долговременная оборонительная точка. – Прим. ред.), по лесам – россыпи стреляных гильз, змеилась колючая проволока, ржавели штабеля касок. Начнёшь иное дерево пилить – наткнёшься на вросшие в него осколки снарядов. Даже козе нашей служил хлевом финский ДОТ из гранитных глыб. Ещё не было никаких черных копателей, и я жил в своего рода музее под открытым небом.
– Это даже не деревня, а в леспромхозовский посёлок. Обстановка в избах самая архаичная: большие печи, лавки, сундуки. Только недавно провели электричество и на случай перебоев с ним с потолка свисали керосиновые лампы, которые я теперь собираю, потому что это для меня память. Но главное – я прикоснулся к совершенно иному пласту народной культуры – удмуртской – со своей атрибутикой, интерьером, традициями.
После Удмуртии было Закавказье. Там начинающий собиратель играл старинными монетами и гулял по заброшенным аулам.
– Потом, второклассником, я попал в краеведческий музей Краснодара. И был очарован увиденным. Вернувшись домой, принялся играть в музей. Собирал и складывал под снятые на лето оконные рамы – старинные и не очень – предметы, особенно те, что остались от войны. Все, что находил в лесу, в прибрежном песке, в противотанковом рву… Именно тогда я впервые ощутил непреодолимую тягу к коллекционированию.
– Вел уроки директор школы, который использовал время в основном для того, чтобы ругать нас за плохое поведение и нерадивость в учёбе. Вопреки ему, может быть, даже назло, я стал заниматься своей историей, альтернативной. Доказывал самому себе, что история может быть другой, не такой, как нудно и схематично излагается им, а интересной и даже захватывающей. Много читал.
– Только представьте, Сараево или Грозный… Полуразрушенные дома как разбитые выброшенные на улицу шкатулки. Война выплеснула быт наружу. Я бродил среди развалин, изучая по этим хаотически разбросанным фрагментам, какой была там мирная жизнь. Кое-что шло на пополнение коллекций и архива, кое-что – дочурке (к примеру, игрушки от «Киндер сюрпризов»).
– Все мои поездки исследовательские. Вместе с местными жителями я просто сажусь в обычный автобус, чтобы смотреть на подлинную, а не витринную жизнь стран. К тому же, всегда посещал рынки, антикварные лавки, собратьев-коллекционеров, приобретая всё новые и новые экспонаты для коллекции.
– Все, чему больше 50 лет, – это уже антиквариат и это меня интересует. Но одна из самых многочисленных и самых дорогих моему сердцу коллекций – чемоданы. По ним можно «прочитать» время, узнать о характере владельца и о тех местах, где он побывал.
– Главное для меня – вещь должна отражать ту или иную эпоху, явление, личность. Означать больше, нежели та функция, которую она некогда исполняла. В ней должна «говорить» история.
– Как вам достаются все эти вещи?
– Первый путь – на «блошином рынке». Куда бы я не путешествовал, я обязательно зайду на какой-нибудь уличный маркет. Второй путь – мне вещи отдают или продают люди, у которых таковые раньше просто лежали мёртвым грузом. Третий путь – свалки и мусорки. Да-да, мусорки. Иногда утром я обхожу контейнеры и практически никогда не возвращаюсь без чего-то интересного, – отвечает Аркадий Александрович. – Вот, например, шляпница 30-х годов, саквояж или старая пудреница ручной работы. Все нашел на мусорке. Многие экспонаты достаются мне в ужасном состоянии, поэтому приходится тщательно восстанавливать их.
– Коллекционеры сосредотачиваются на какой-либо теме. А я фильтрую и выбираю несколько направлений. Моя коллекция открыта, я люблю говорить о ней, потому что в том числе благодаря этому нахожу новые экспонаты, – говорит Аркадий Константинов. – Знаете, я больше даже не коллекционер, а собиратель. И это мое призвание.
Многие из тех вещей, которые «работают», не помещаются в квартире, поэтому хранятся в нескольких обширных сараях коллективного сада в Егошихинском логу. Здесь, в заколоченных домиках, поросших травой и кустарниками, есть предметы на все случаи жизни: набор валенок, стулья, стол эпохи конструктивизма, деревянная стиральная машина, жестяная и эмалированная посуда (часть которой, кстати, сейчас выставляется в Центре городской культуры), ткани, фуфайки, кровать с сеткой… Десятки, сотни элементов, которые можно объединять и создавать целые музеи, выставки.
– Я очень часто сюда хожу, и не только чтобы проверить сохранность. Здесь я пытаюсь уложить все в своей голове, скомпоновать предметы, понять, как и где их можно использовать, как восстановить. Работы очень много. Но это мое все.
Еще одна «сокровищница» Аркадия Константинова находится в Речном училище. Здесь его антикварные вещи отлично вписываются в военную экспозицию кабинетного музея. Например, брюки моряка 1872 года, лысьвенская каска или кожаное пальто летчика начала XX века.
– Мечта моя – открыть в Перми музей, посвященный флоту. Интерактивные музей, где все можно взять в руки, примерить, послушать… Ведь именно по такому принципу я и являю миру свои коллекции.
Добавить комментарий